Неточные совпадения
Береговой
ветер, пробуя дуть, лениво теребил паруса; наконец тепло солнца произвело нужный эффект; воздушный напор
усилился, рассеял туман и вылился по реям в легкие алые формы, полные роз.
На рассвете обыкновенно всегда бывает тихо;
ветер начинает дуть с восхода солнца, постепенно
усиливаясь, и достигает наибольшего напряжения к двум часам пополудни.
Миновал еще один день. Вечером дождь пошел с новой силой. Вместе с тем
усилился и
ветер. Эту ночь мы провели в состоянии какой-то полудремоты. Один поднимался, а другие валились с ног.
Наконец начало светать. Воздух наполнился неясными сумеречными тенями, звезды стали гаснуть, точно они уходили куда-то в глубь неба. Еще немного времени — и кроваво-красная заря показалась на востоке.
Ветер стал быстро стихать, а мороз —
усиливаться. Тогда Дерсу и Китенбу пошли к кустам. По следам они установили, что мимо нас прошло девять кабанов и что тигр был большой и старый. Он долго ходил около бивака и тогда только напал на собак, когда костер совсем угас.
Лесной запах
усиливается, слегка повеяло теплой сыростью; влетевший
ветер около вас замирает.
Предсказание Дерсу сбылось. В полдень начал дуть
ветер с юга. Он постепенно
усиливался и в то же время менял направление к западу. Гуси и утки снова поднялись в воздух и полетели низко над землей.
Лицо Петра было несколько спокойнее. В нем виднелась привычная грусть, которая у звонаря
усиливалась острою желчностью и порой озлоблением. Впрочем, теперь и он, видимо, успокаивался. Ровное веяние
ветра как бы разглаживало на его лице все морщины, разливая по нем тихий мир, лежавший на всей скрытой от незрячих взоров картине… Брови шевелились все тише и тише.
Ночь была черная и дождливая.
Ветер дул все время с северо-востока порывами, то
усиливаясь, то ослабевая. Где-то в стороне скрипело дерево. Оно точно жаловалось на непогоду, но никто не внимал его стонам. Все живое попряталось в норы, только мы одни блуждали по лесу, стараясь выйти на реку Улике.
Копинка взялся управлять парусом, я сел на его место за весла, а Намука остался на руле. С парусом наша лодка пошла быстрее:
Ветер дул ровный, но он заметно
усиливался. Море изменило свой лик до неузнаваемости. Полчаса назад оно было совершенно спокойно-гладкое, а теперь взбунтовалось и шумно выражало свой гнев.
Ветер еще
усиливается: гривы и хвосты лошадей, шинель Василья и края фартука принимают одно направление и отчаянно развеваются от порывов неистового
ветра.
В этом крике было что-то суровое, внушительное. Печальная песня оборвалась, говор стал тише, и только твердые удары ног о камни наполняли улицу глухим, ровным звуком. Он поднимался над головами людей, уплывая в прозрачное небо, и сотрясал воздух подобно отзвуку первого грома еще далекой грозы. Холодный
ветер, все
усиливаясь, враждебно нес встречу людям пыль и сор городских улиц, раздувал платье и волосы, слепил глаза, бил в грудь, путался в ногах…
Песня на берегу моря уже умолкла, и старухе вторил теперь только шум морских волн, — задумчивый, мятежный шум был славной второй рассказу о мятежной жизни. Всё мягче становилась ночь, и всё больше разрождалось в ней голубого сияния луны, а неопределенные звуки хлопотливой жизни ее невидимых обитателей становились тише, заглушаемые возраставшим шорохом волн… ибо
усиливался ветер.
В самом деле, вьюга
усилилась до такой степени, что в двух шагах невозможно было различать предметов. Снежная равнина, взрываемая порывистым
ветром, походила на бурное море; холод ежеминутно увеличивался, а
ветер превратился в совершенный вихрь. Целые облака пушистого снега крутились в воздухе и не только ослепляли путешественников, но даже мешали им дышать свободно. Ведя за собою лошадей, которые на каждом шагу оступались и вязнули в глубоких сугробах, они прошли версты две, не отыскав дороги.
Немного погодя резкие, звучные удары в чугунную доску далеко разнеслись по окрестности, заглушая на минуту завывание
ветра и шум бури, которая, казалось,
усиливалась час от часу.
Ветер замер, ни один лист, ни одна травка не шевелилась, запах сирени и черемухи так сильно, как будто весь воздух цвел, стоял в саду и на террасе и наплывами то вдруг ослабевал, то
усиливался, так что хотелось закрыть глаза и ничего не видеть, не слышать, кроме этого сладкого запаха.
Море дымилось, вечерний туман берега рвался в порывах
ветра, затягивая Пролив Бурь сизым флером. Волнение
усиливалось; отлогие темные валы с ровным, воздушным гулом катились в пространство, белое кружево вспыхивало на их верхушках и гасло в растущей тьме.
А вьюга между тем становилась все сильнее да сильнее; снежные вихри и ледяной
ветер преследовали младенца, и забивались ему под худенькую его рубашонку, и обдавали его посиневшие ножки, и повергали его в сугробы… но он все бежал, все бежал… вьюга все
усиливалась да
усиливалась, вой
ветра становился слышнее и слышнее; то взрывал он снежные хребты и яростно крутил их в замутившемся небе, то гнал перед собою необозримую тучу снега и, казалось, силился затопить в нем поля, леса и все Кузьминское со всеми его жителями, амбарами, угодьями и господскими хоромами…
…Вьюга не утихала; резкий морозный
ветер не переставал наметывать груды снега и, казалось, еще
усиливался с каждым часом; но Григорию нипочем была стужа и вьялица: он никак не соглашался отложить похорон.
Василий Андреич щурился, нагибал голову и разглядывал вешки, но больше пускал лошадь, надеясь на нее. И лошадь действительно не сбивалась и шла, поворачивая то вправо, то влево по извилинам дороги, которую она чуяла под ногами, так что, несмотря на то, что снег сверху
усилился и
усилился ветер, вешки продолжали быть видны то справа, то слева.
Проехав опять улицей по накатанной и черневшей кое-где свежим навозом дороге и миновав двор с бельем, у которого белая рубаха уже сорвалась и висела на одном мерзлом рукаве, они опять выехали к страшно гудевшим лозинам и опять очутились в открытом поле. Метель не только не стихала, но, казалось, еще
усилилась. Дорога вся была заметена, и можно было знать, что не сбился, только по вешкам. Но и вешки впереди трудно было рассматривать, потому что
ветер был встречный.
— Очень просто. Задул с моря норд-ост и быстро
усилился до степени шторма, а рейд в Дуэ открыт для этого
ветра. Уйти в море уж было невозможно, и капитан должен был выдержать шторм на якорях. Якоря не выдержали, на беду машина слаба, не выгребала против
ветра, и клипер бросило на камни…
Наконец, появились первые признаки рассвета. Небо стало очищаться, но зато
ветер еще более
усилился. Он зашел с севера и, поднимая снег с земли, его заметал.
По соседству с юртой качалось и скрипело какое-то дерево. На крыше кусок коры дребезжал разными тонами, в зависимости от того,
усиливался или ослабевал
ветер. Убаюкиваемый этими звуками, иззябший и утомленный долгой ходьбой на лыжах, я крепко уснул.
На дворе уже была ночь, звезды сияли во все небо,
ветер несся быстрою струей вокруг открытой платформы и прохлаждал горячечный жар майорши, которая сидела на полу между ящиками и бочками, в коленях у нее помещался поросенок и она кормила его булочкой, доставая ее из своего узелочка одною рукой, меж тем как другою ударяла себя в грудь, и то порицала себя за гордыню, что сердилась на Лару и не видалась с нею последнее время и тем дала
усилиться Жозефу и проклятому Гордашке, то, подняв глаза к звездному небу, шептала вслух восторженные молитвы.
Настал вечер. Отужинали. Непогода
усиливалась. В саду стоял глухой, могучий гул. В печных трубах свистело. На крыше сарая полуоторванный железный лист звякал и трепался под
ветром. Конкордия Сергеевна в поношенной блузе и с косынкою на редких волосах укладывала в спальне белье в чемоданы и корзины — на днях Катя уезжала в гимназию. Горничная Дашка, зевая и почесывая лохматую голову, подавала Конкордии Сергеевне из бельевой корзины выглаженные женские рубашки, юбки и простыни.
Наверху было темно. Но в этой темноте так же, как в гостиной, все жило и двигалось.
Ветер в саду гудел глухо и непрерывно, то
усиливаясь, то ослабевая. На дворе отрывисто лаяла собака, словно прислушиваясь к собственному лаю, и заканчивала протяжным воем. Полуоторванный железный лист звякал на крыше сарая. Сергей остановился посреди комнаты. Он медленно дышал и пристально вглядывался в темноту.
Она уже сделала более трех верст, как
ветер еще более
усилился. Начиналась вьюга. Луна ярко светила теперь с почти безоблачного неба, но несмотря на это, далее нескольких шагов рассмотреть ничего было нельзя, так как в воздухе стояла густая серебристая сетка из движущихся мелких искорок.
Конечно, он не посмотрел бы на это и решился бы все-таки исполнить задуманное, если бы к вечеру не
усилился ветер и не взволновал бы до тех пор спокойное море.